Беседа о современной французской поэзии
Интервью с Екатериной Белавиной
***
Юлия Пескова — Что было раньше, французская поэзия или русская? Развивались ли они независимо друг от друга или взаимодействовали?
Екатерина Белавина — Сразу следует определиться, что мы понимаем под словом поэзия. Устное народное творчество – поэзия? Песнь о Роланде? Былины? Поэзия уходит корнями в нерасчлененное синкретическое мышление, близкое первобытному, где все является всем.Она сродни заговору и песне, заклинанию и заплачке. Как датировать? Историю французской литературы принято начинать с “Песни о Роланде”, написанной около 1100 года неким Тюрольдом или Терульдом, имя которого упоминается в ее последнем стихе. Chanson degeste, это жеста вобрала в себя легенды о войнах Карла Великого в Испании в VIII веке. Бились они с Armé esarrasine, так там именуется баскское войско.
Причем в русских былинах сарацыны – это тоже враг, но имеются в виду татары. В Киевской Руси существовала светская устная поэзия, певцы-дружинники напоминают северных скальдов, но неизвестно, была ли жива устная поэзия на момент создания Слова о полку Игореве, самом известном и загадочном литературном памятнике, созданном на русском языке.
С начала XI до конца XVII века русская литература развивалась без соприкосновения с латинской христианской традицией. Греческая культура вместе с православием была перенесена на русскую почву в конце X века. Литературный язык развивался как церковно-славянский. Дохристианская европейская культура находилась за пределами культурного взаимодействия. История культурных взаимодействия до XI века не предполагала общения авторов, знакомства их с поэзией иной культуры.
— Какие французские поэты непосредственно повлияли на развитие русской поэзии?
Е.Б. — В XVII веке рыцарские романы и фаблио после множества приключений и путешествий по европейским языкам и странам попадают в Россию и совершенно ассимилируются: так Бова Королевич – персонаж французского происхождения, растеряв куртуазность, потомок каролингских романов обнаруживается на русской почве в приключенческой сказке.
В XVIII веке библиотеки русской аристократии полны французских книг. К началу XIX века 70 % современных авторов в дворянских библиотеках – французы. Это такая лавина, что сложно ограничиться несколькими именами. Вольтер, Руссо… Но разве поэзия вдохновляется только поэтами?
Изучению интертекстуальности посвящена книга Натали Пьеге-Гро, переведенная на русский язык. (Introduction à l’intertextualité, Введение в теорию интертекстуальности, М.:Издательство ЛКИ, 2008.). Я поддерживаю ее позицию: “Пространство культуры – это место взаимоориентации и взаимодействия текстов, когда любой из них может быть прочитан как продукт впитывания и трансформации множества других текстов”.
— Известны ли Вам какие-нибудь анекдоты, любопытные факты о том, как русский поэт, очарованный поэтом французским, сочинял что-либо совершенно похожее, но в русском варианте, и этот русский «вариант» становился шедевром национальной словесности? А может быть, были случаи наоборот – француз подражал русскому, и рождалось произведение мирового значения?
Е.Б. — Думаю, что в литературный процесс не всегда непосредственно следует за чтением (хотя это бывает нередко), в творчество властно вмешивается память и забвение, воображение выбирает из впечатлений жизненных и литературных те или иные элементы, сочетает их в угодном ему порядке. Не всегда автор сам помнит, откуда в его сознании возникли эти мотивы и образы. “Приключения текста” ведут нас поверх временных и географических границ.
В России дети сперва читают и заучивают наизусть басни Крылова, а потом узнают о существовании Ла Фонтена, а французские дети узнают о существовании Эзопа позднее, чем о Ла Фонтене.“Ворона и лисица” и “Стрекоза и Муравей”, без сомненья, шедевр национальной словесности. А ведь Крылов был не единственным русским автором, выбравшим этот сюжет. В том же году, что и Крылов, в 1808, басню Ла Фонтена перевел и Ю.А.Нелединский-Мелецкий:
--------------Лето целое жужжала
--------------Стрекоза, не знав забот;
--------------А зима когда настала,
--------------Так и нечего взять в рот.
--------------Нет в запасе, нет ни крошки;
--------------Нет ни червячка, ни мошки.
--------------Что ж? – К соседу Муравью
--------------Вздумала идти с прошеньем.
--------------Рассказав напасть свою,
--------------Так, как должно, с умиленьем,
--------------Просит, чтоб взаймы ей дал
--------------Чем до лета прокормиться…
Но осталась в коллективной памяти только басня Крылова. Из двух переводов получилось две басни, у них разный смысл, и в этом варианте, мы сочувствуем смиренной Стрекозе, а Муравей, черствый, бессердечный и жадный, не вызывает у читателя уважения к труду. Возможно, в наше время протеста против общества потребления этот текст вызвал бы большую благосклонность. Может быть, и нет, а дело в тех законах слиянности формы и содержания, которая служит залогом гениальности произведения.
В прошлом году на занятиях по русскому языку, которые я вела в Парижев Эколь Нормаль Сюперьер, мы читали сказку о Лисичке-сестричке и сером волке, помните, лиса притворяется мертвой, чтобы получить рыбу?
По мере чтения группу мучали трудности перевода глаголов движения, реалий “прорубь” и “коромысло”, вдруг глаза одной студентки удивленно округлились: “Так это же.. так это же как… в Романе о Лисе!”
Сюжет о хитром зверьке, притворившимся мертвым, чтобы обмануть рыбаков, легко узнатьв одной из глав Романа о Лисе (Roman de Renard),стихотворной сказке, пользовавшейся огромной популярностью во Франции в XII-XIV веках.
Иногда автор пускает читателя по заведомо ложному следу. Предваряя письмо Татьяны намеками на некий оригинал на иностранном языке:
--------------Еще предвижу затрудненья:
--------------Родной земли спасая честь,
--------------Я должен буду, без сомненья,
--------------Письмо Татьяны перевесть.
Пушкин заставил помучаться не одно поколение исследователей в поисках исходного текста. Его, конечно же, не было. Но есть сходство некоторых строки самого искреннего порыва женщины дарить себя мужчине в “Элегиях” Марселины Деборд-Вальмор.
— В какой момент Россия пошла своим путем, создавая собственные незаимствованные поэтические произведения?
Е.Б. — Сложно отвечать на такой вопрос. Мое видение полностью противоположное. Современное состояние русской поэзии есть прививка ритмического западного опыта. И созданное ею разнообразие прекрасно.Оно и есть свобода. Перевод – одна из мощных составляющих динамики развития русской литературы. Именно знакомство в французским верлибром, обсуждение его в поэтических кругах побуждает русских авторов обращаться к этой форме. Забавно предположить, что русские авторы в начале XX века вдруг вспомнили нерифмованный диптих Михаила Собакина "Благополучное соединение свойств..." (1738), посвящённый императрице Анне Иоанновне, который Максим Амелин представляет в качестве первого исконно русского верлибра (журнал Арион 2007).
Первым русским верлибром считается стихотворение Александра Блока:
--------------Она пришла с мороза,
--------------Раскрасневшаяся,
--------------Наполнила комнату
--------------Ароматом воздуха и духов,
--------------Звонким голосом
--------------И совсем неуважительной к занятиям
--------------Болтовней.[…] (март 1908)
Связи с парижской литературной средой, где бурлит верлибр, в тот момент как раз очень ощутимы. В статье “Поэты музы дальних странствий: Гумилев и Сандрар” я показываю в синхроническом срезе разницу слога поэтов-путешественников, поэтов-ровесников, видевших порой вокруг себя одну и ту же реальность.
— Очень часто читатель открывает книгу и оказывается совершенно разочарован тем или иным иностранным поэтом. Он недоумевает, за что того считают великим, а ведь дело оказывается всего лишь в плохом переводе. В чем, на Ваш взгляд, состоит специфика достойного перевода французских стихов? Всегда ли русскому переводчику удается передать не только смысл, но и ритмику, и саму душу французского поэта, да таким образом, чтобы русская душа от переведенного стиха затрепетала?
Е.Б. — К сожалению, читатель не застрахован от разочарования, открывая книгу даже на родном или прекрасно знакомом ему языке! Поэзия – лингвистическая прививка чужого пережитого опыта. Сжатая, насыщенная, как заархивированный файл. Файл распакуется и инсталлируется только там, где необходимо, где есть аппарат, способный его воспринять, то есть поэзия открывается читателю, который готов, который нуждается именно в этом авторе.
Перевод, намой взгляд, удачен тогда, когда он что-то вроде подношения любимому автору, выражение восторга, уважения. Убить автора переводом очень просто.
— Вы, сама будучи поэтом, переводчиком и специалистом в области французской поэзии, ощущаете на своем творчестве влияние Франции? На каких Ваших стихах оно особенно отразилось?
Е.Б. — После чтения всегда хочется писать, ощущается смутное брожение крови и возбуждение. Я запрещала себе писать после чтения.
Важнее влияние дождя и снега, расцвета гиацинтов и созревания яблок. Стихотворение – это ощущение мгновенных связей между явлениями.Заходишь в Смоленске в церковь, смотришь на древние кирпичи, берешь в руки восковую свечу, которая пахнет медом, и чуешь работу, заботу, пчелу и цветочный луг.
— Какие французские поэты Вам особенно близки и дороги? Почему?
Е.Б. — Есть поэты – как несущие колонны храма сознания, без которых невозможно существование – Ронсар, Бодлер, Верлен, Валери. Есть те, которых открываешь, и которых предстоит открыть. Сейчас мне интересен Ж.Тардье и Ж.М. Мольпуа. Люблю Элюара. Люблю и “племя молодое незнакомое”. В поэзии, да и вообще в жизни, я не люблю там, где толпятся. Люблю Марселину Деборд-Вальмор за то высокомерие, с каким смотрит на нее официальная литературная критика.
— Нам всем знакомы имена Элюара, Рембо и Бодлера, но в большинстве случаев на них список как начинается, так и заканчивается, и, если спросить обычного читателя, кто еще из французских поэтов ему известен, скорее всего, ему будет трудно ответить. Почему, например, такие имена, как Сен-Жон Перс или Марселина Деборд-Вальмор не являются знаковыми для русского человека?
Е.Б. — Сен-Жон Перс издавался в Советском союзе и не очень пошел. Русская поэзия со времен Сумарокова выработала иммунитет к одам. Вероятно, поэтому он оказался не востребован. Судьба Деборд-Вальмор иная. Женщина с чутким слухом эпохи, “богоматерь плачей”, “младшая сестра Бальзака” в своем творчестве не только поставила вопрос о том, может ли женщина достичь высот в искусстве, но и расставила ловушки для критиков и историков литературы. О ее искренней неподдельной интонации писали Гюго и Верлен, Сент-Бев и Арагон. Но изучить ее и разложить на приемы, а тем более подражать ей, мало кому удается.
— Как обстоит дело с современной французской поэзией в последние 20-30 лет? Есть ли талантливые авторы, переведены ли они на русский? Кого Вы, как поэт, особенно из них выделяете?
Е.Б. — То есть с 80-90г.г.? Конечно, это невероятно интересный период. Среди авторов, опубликованных на русском языке я бы особо выделила Мишеля Уэльбека, как представителя “депрессионизма”, и Жана-Мишеля Мольпуа, как неолирика.
— Не могли бы Вы процитировать некоторых из них, желательно в русском переводе?
Е.Б. — Мишель Уэльбек возвращается к рифмованной силлабике:
Il est vrai que ce monde où nous respirons mal N’inspire plus en nous qu’un dégoût manifeste, Et nous ne lisons plus les titres du journal.
Nous voulons retourner dans l’ancienne demeure
Nous voulons quelque chose comme une fidélité, Quelque chose qui dépasse et contienne l’existense:
Nous ne pouvons plus vivre loin de l’éternité. |
И правда, этот мир, где дышим тяжело,
Нам вновь бы обрести исконный отчий дом,
Нам нужно что-нибудь, что нежность утолит,
Нам больше не прожить от вечности вдали.1 |
1Жан-Мишель Мольпуа возвращает поэзии право быть песней, противопоставляя свой критический неолиризм языковым экспериментам текстуализма, поэтов журнала ТельКель и сонорной поэзии.
| Approches, tâtonnements. De nouveau funambule Sur la corde un pied devant l'autre Laisser venir à soi le ciel Ouvrir l'espace comme un fruit mûr Un soleil saignant est dedans. Il y a tant de façons de se perdre Ange ou nageur immergé dans le bleu.2 |
На ощупь, подступ, подступ. |
2фрагмент из книги MaulpoixJ.-M. Dansl’interstice. Paris, Fata Morgana, 1992. Переводмой – К.Б.
— Каковы основные тенденции и настроения современной французской поэзии? Оптимизм, грусть, эскапизм, романтизм? Какой тип стиха превалирует?
Общаетесь ли Вы с современными французскими поэтами и как проходит это общение?
Е.Б. — О да, я всегда контактирую с поэтами, которых перевожу, если есть такая возможность. Мне, прежде всего, важно услышать голос автора. Французский институт в Москве проводит двуязычные чтения в рамках фестиваля Международная поэтическая весна. Мы по мере возможности устраиваем встречи с поэтами для студентов. Когда я работала в Париже, встречи моих студентов из МГУ с французскими поэтами проходили в он-лайн формате, мы общались при помощи наших компьютерных классов.